Воспоминания о войне моей мамы Гавриловой Александры Ивановны…
Бабушка Шура, моя мама, приехала из Челябинска к нам в гости. Ей нравится у нас: деревня, чистый воздух, добрые, гостеприимные люди.
Жара. Она сидит на скамеечке около нашего дома, смотрит на солнышко, щурится и чему-то улыбается. Около нее на лавочке блюдечко с хлебными крошками – остатки от обеда. Бабушка подзывает соседских курочек и кормит их.
Я бегу из магазина, принесла булку хлеба. Она бережно берет буханку и уносит домой. А потом садится со мной на лавочку и говорит:
- Когда хлебушек есть, и жить радостно. В войну-то мечтали о кусочке хлеба как о самом большом лакомстве. – Потом тяжело вздохнула и продолжила. – В войну нас у мамы осталось трое да двое внучат – Витя и четырёхлетняя Ниночка (их мать, моя тетка, уехала в гости на Украину, а тут – немцы, там она и пропала). Ох, тяжело было! Папка наш умер перед войной. И корова случайно проглотила гвоздь в начале 41-го. И остались мы без хозяина и коровы-кормилицы. А тут война…
Работница одна мама, а ртов – шесть. Недалеко от нас была военная часть, и мама стирала гимнастерки офицерам. А они за это хлебушка нам давали. Проснешься утром: вся землянка в пару; как сквозь туман, видишь маму, стирает. Прибежишь из школы, та же картина: посреди комнаты корыто на табуретках и мама. Спать ложишься - мама ещё у корыта. И так всю войну.
В школу мы с Витей (мне было 10 лет, а он на два года младше) бегали по очереди в одних валенках. Я из школы бегом домой, разуваюсь, Витя впрыгивает в валенки – и в школу. Бывало, задержусь, он ревет, что опоздал на занятия.
Так голодно было, что мама забрала меня из школы и отдала в няньки в учительскую семью. Водилась с двумя ребятишками, двух и четырех лет. Маленького пока убаюкаешь на руках, а он тяжелый был, что руки отваливаются и живот болит.
А кроме детей я ходила и за свиньями. Огромные, они несколько раз сбивали меня с ног, и я боялась их страшно. Несешь им кормежку – полуторники с вареной картошкой – от тяжести живот схватывает, и слезы на глазах выступают. Но зато в этой семье меня кормили обедом, хоть раз, да поешь. И Вите с Ниночкой наберу в подол из вёдер 6-8 картошек (они горячие, руки жгут) и выношу за ворота. Витя уже здесь. И бегом домой, разделят с Ниночкой и ждут завтра, когда снова будут есть. А мама хоть бы одну съела, всегда отвечала: «Не хочу, сытая». Потом «доброхоты» рассказали хозяйке про мое воровство картошек. И «сладкая» жизнь Вити и Ниночки закончилась.
Помню, какой радостью были для нас конфеты горошек! Угостят маму военные, насыпят горсть этих конфет, и мы их делим по одной. Достанется всем по 3-4 горошины. Мама, как всегда, «не хотела». Витя с Ниной сразу съедят, а я одну горошину сосу во рту долго-долго, остальные конфеты спрячу на завтра. Отработаю, бегу вечером домой радостная: там меня конфетки ждут. А Витя их найдет и съест. Я плачу, жалуюсь маме. А она мне обещает, что вот скопит денежек (еще чуть-чуть скопить осталось) и купит нам много конфет, мне больше всех даст. Я знаю, что не будет этого: откуда у мамы деньги, но все равно замолкаю. Почему-то надеюсь, а вдруг?
В сорок третьем старшая сестра Ася добровольцем ушла на фронт. И мы ждали от нее писем. И бежали навстречу почтальону. Почему-то похоронки не боялись, уверены были, что придет только письмо. Мы будем читать его, читать, потом возьмём другие Асины письма и снова их станем перечитывать. Мама, сложив на коленях красные, вздувшиеся от стирки руки, будет с улыбкой слушать. А мы – радоваться, глядя на ее счастливые глаза.
Какой долгой была война! И этот голод… И вот Победа! Как мы ее ждали!!! А возвестил нам о ней одноногий фронтовик дядя Петя. Он скакал по улице на одной ноге, опираясь на костыль, а другим размахивая, и кричал: «Войне конец! Победа!» Все выскакивали из домов, смеялись и плакали, обнимали и целовали наперебой дядю Петю, а он не вытирал слез… Победа!!! Наконец-то Победа!!!
Скоро придет с войны наша Ася…
Глухова Г.
